Щирякова: «Женщин специально не освобождают досрочно»

— Сегодня в гомельской колонии каждая десятая женщина — политзаключенная. Как это изменило колонию?

— Есть и плюсы, и минусы. Например, улучшилось питание с 2021 года. Говорили, что раньше оно было просто отвратительное: перловка на завтрак, обед и ужин. Сейчас блюда более разнообразные. Единственное — не хватает овощей, даже самых дешевых: капусты, моркови, свеклы.

Еще повсюду добавляют маргарин, чтобы повышать калорийность. И те, у кого проблемы с желудком, просто мучаются — их тошнит от такой еды.

С появлением политзаключенных ухудшилась ситуация с передачами и денежными переводами — их теперь принимают только от родственников. А у многих осужденных нет близких: только сожитель, друзья — и вот они оказались без помощи.

Нам даже ставили это в вину, мол, «понаехали тут», будто мы попали в колонию по своей воле.

— А какие отношения между обычными заключенными и осужденными за политическую позицию?

— В двух отрядах, куда попала я, для осужденных не было последствий, если они разговаривали с политзаключенными. Поэтому я с ними и общалась, и даже помогала. Главное — какой ты человек. Если ты воспитанный, умный, отзывчивый и добрый, естественно, к тебе тянутся люди, не важно, есть ли у тебя желтая бирка, которую вешают на всех политических.

Хотя иногда можно встретить настороженное отношение: «Ну, я бы тебе помогла, но ты же «желтая», не хочется связываться, будут проблемы».

«Карателей я не встречала»

— Чувствовала ли ты во время заключения поддержку, что о тебе помнят, сочувствуют?

— В колонии с этим сложно: письма доходят только от родственников, и моя сестра, например, боялась передавать приветы от коллег и друзей, чтобы вообще не запретили переписку.

В СИЗО письма тоже ограничивают, но там мы получали посылки и денежные переводы даже от незнакомых людей. Помню: открывается кормушка, тебе протягивают квитанцию на перевод, и там фамилия человека — ощущаешь, словно он тебе рукой помахал. Это очень трогательно! Поэтому я хочу поблагодарить каждого, кто поддерживает политзаключенных.

— За время заключения ты встретила много сотрудников пенитенциарной системы. Когда они вредят политзаключенным, видно ли по ним, что они получают от этого удовольствие? Или, наоборот, им это в тягость?

— Среди сотрудников есть те, кто нам симпатизирует. И большое спасибо, что они есть.

Но были и другие, кто буквально горел на работе. Скорее всего, это «лукашисты». Это идейные люди, которые искренне считают нас врагами, предателями. И относились соответственно. Но настоящих карателей я не встречала. Чаще всего было нейтральное отношение.

«Уголовно-досрочное освобождение почти не применяют»

— Расскажи о женщинах, которые отбывают наказание в колонии. За что они в основном сидят?

— По моим наблюдениям, около 20% осуждены за бытовые убийства мужа или сожителя, причем 80% из них были в состоянии алкогольного опьянения. И хотя в приговоре указано «умышленное преступление», на самом деле, это результат ссоры, которая вдруг возникла. Женщина резала салат и этим ножом нанесла удар — и все, это типичная история.

Таких осужденных можно разделить на две группы. Первая — спокойные женщины, которые долго жили с абьюзерами, много лет терпели насилие и в один момент не выдержали, убили. Вторая — психопатические женщины с такими же партнерами: гонялись с ножами, кто-то кого-то пырнул.

Вторая по распространенности категория — за наркотики, также около 20%. У них огромные сроки — от 10 лет, а это в основном совсем молоденькие девушки, есть даже несовершеннолетние.

Третья большая категория, опять около 20%, — зависимые от алкоголя женщины, которые лишены родительских прав, обязаны работать, чтобы компенсировать государству деньги, потраченные на воспитание детей, но работу они прогуливают.

Проблема женской колонии в том, что там почти не применяют условно-досрочное освобождение. За первый квартал 2025 года так освободили только одну женщину, которой оставалось сидеть меньше года. Хотя в мужских колониях УДО активно применяют. Это порочная практика! У большинства заключенных дома остались дети.

И, к сожалению, многие повторяют путь своих матерей. Например, девушка, осужденная за наркотики: до этого ее мама восемь лет отсидела за экономическое преступление.

Я пыталась обсуждать эту проблему с сотрудниками колонии. И они не скрывали, что боятся потерять работу: мол, выпустим вас - останемся без работы. К тому же осужденные выполняют рабский труд — шьют форму силовикам за копейки.

«Кто уехал, кто сидит»

— Хочу спросить о политзаключенных, о которых мы давно ничего не слышали. Приходилось ли тебе встречать Ирину Злобину, осужденную вместе с сотрудниками БелаПАН?

— Это просто уникальная женщина. Мы вместе работали: год я ходила на фабрику и ни разу не видела, чтобы она была в плохом настроении, подавленной, недовольной или раздраженной. То есть она все время находится в спокойном, иногда даже радостном настроении.

Я часто подходила обсудить философские темы, ведь она окончила философский факультет. Очень образованная. Свой срок воспринимает спокойно. Говорила мне: «Лариса, люди из нашего круга кто уехал, кто сидит». Она меня всегда утешала.

— Как себя чувствует бывший главный редактор TUT.BY Марина Золотова?

— Я общалась с ней последний год. За это время она ни разу не ходила за таблетками в санчасть, не была на больничном. Когда отключали горячую воду, мылась холодной без проблем. То есть физически она в очень хорошем состоянии. В свое время занималась плаванием, видимо, иммунитет крепкий еще с тех лет. По утрам всегда делает зарядку. Очень сдержанная, никогда никому не пожалуется.

Но по небольшим признакам чувствуется, что ждет освобождения. К ней приезжали силовики, разговаривали об этом. Конечно, ничего не гарантируют, но если уже спрашивают: «Что будете делать после освобождения?», — это дает какую-то надежду.

— Слышала ли ты что-то об Ольге Бритиковой, лидере независимого профсоюза «Нафтана»?

— Мы были с ней в одном отряде. Это человек высочайшей моральной чистоты. Рядом с ней я чувствовала себя прожженным циником. У Ольги не нарушен сон, хороший аппетит.

Но когда умерла ее мать, она очень тяжело переживала, сильно похудела. Иногда я даже не подходила к ней, потому что видела — она ходила в какой-то прострации. Потом как-то отошла. Но в своих взглядах остается несгибаемой.

— Что для тебя было самым сложным в заключении?

— Нездоровая психологическая обстановка. Все время крики, конфликты. И это идет от начальницы отряда и ее помощниц среди осужденных — завхоза и ее заместителей. Они могут просто на ровном месте тебя унизить. И ты все время находишься в напряжении, что твое и так тяжелое положение может еще ухудшиться.